Инновации. Иное авторство
Дрон, жужжащий у огромного холста, увлечённо и суетливо рисующий аэрозолью – зрелище завораживающее и отчасти пугающее. В этот момент складывается полное ощущение, что в нём живут собственные импульсы, толкающие к творчеству. Ещё недавно под машинерией понималась механическая повторяемость и, уж во всяком случае, предсказуемость и подконтрольность, теперь же «машина» обретает собственную логику и способность к импульсивным действиям, похожим на акт созидания. Да и что теперь называть творением?
Проект, который показывает Миша Most, совмещает эскизную канву, заданную художником, и спонтанность процесса, зависящую от действий дрона и привнесённых случайностей.
«Инновации как творческий метод» – так называется выставка необычных работ на верхней галерее в Манеже Малого Эрмитажа. То, что выставка располагается на втором ярусе, «над лангобардами», по-своему символично, потому что возвращает к разговору о том, каким образом и какими путями трансформируется цивилизация. В этом контакте древностей и футуризма возникает неожиданный диалог и перезвон смыслов. И если первая выставка отсылает к историческим макропроцессам, в которых движение масс людей в их долгой ищущей миграции в конечном итоге создаёт новое государство и новую культуру, то вторая показывает, какими неожиданными импульсами – сменой технологий – и в радикально иных – стремительных – временных этапах может питаться грандиозное переустройство мира, по сути так же незаметное для нашего, муравьиного и суетного уровня.
Реальная научная работа и мистификация соединяются в графических «музыкальных» листах Константина Новосёлова. Здесь сочетаются китайская тушь и графеновые чернила (автор, российско-британский физик, получил Нобелевскую премию именно за открытие этой формы существования углерода – графена).
Михаил Пиотровский в своём приветственном слове сказал о том, что мы не успеваем за технологиями: вот, мол, Главный штаб уже оборудован системами связи 5G, а мы сами ещё не обладаем устройствами, способными с этим коммуницировать. То, что сегодня представлено на выставке, «увлекательно и современно». Причём под современностью понимается то, что сорок лет тому назад мы оптимистично думали, будто с роботами всё понятно, ан теперь вновь обсуждаем, угрожает нам искусственный интеллект или нет. И даже музей полон роботов – подъёмников, осветителей, освежителей, коммутаторов, охранителей. После того, как уходят посетители и работники, роботы продолжают жить своей тайной жизнью. «Умный город», по словам директора Эрмитажа, сначала прислуживает, а потом уже заставляет делать то, что он хочет («как это обычно происходит со слугами»). «Умный музей» – это новая форма для Эрмитажа. Попытка диалога с иным слоем музея, незаметным, но всё более совершенным. Так же Пиотровский отметил, что здесь представлен «хороший набор российских и западных художников», тем более что столько российских творцов вместе вообще в Эрмитаже не выставлялись. Интересно и поучительно посмотреть, «как художники работают с новыми технологиями и как осмысливают новшества».
Паутинное «членистоногое» Дмитрия Каварги, лишённое плоти, но не обделённое терпением, медленно, как сомнамбула, выплесками пигмента воспроизводит переложения в зримую форму тех многоуровневых результатов, которые получены оперативным лингвистическим анализом только что отсканированных текстов.
Отсылка наименования выставки к статье Виктора Шкловского столетней давности «Искусство как приём» заставляет вновь отойти на шаг от привычного и увидеть какие-то иные смыслы «творчества». Тогда в лексикон русского формализма были вложены такие термины как «приём», «отстранение» и «автоматизация». Выплывают сентенции оттуда вроде «Автоматизация съедает вещи, платье, мебель, жену и страх войны» или «Искусство есть способ пережить деланье вещи, а сделанное в искусстве не важно». Они возвращают нас к вопросам «почему?», «зачем?» и «как?» в контексте взаимодействия художника и среды, современной ему. Ещё недавно вторжение автоматических процессов и механизмов воспринималось, как игра в «подобное, но неживое», вроде куклы, играющей в шахматы. Теперь же «машина», оснащаемая (пока ещё с подачи человека) алгоритмом действий, приблизилась к тайной черте, вроде того монаха, что заглядывал за звёздный полог в поисках ответов о смысле и движущих силах мироздания. Соавторство, а то и замещение художника какой-то иной силой, ещё лишь познаваемой нами, непривычной и непредсказуемой, делает зримым возникновение параллельной цивилизации, машинной, как бы к этому ни относиться.
Медитативное видео Марты Файнс могло бы вызвать приступы ревности у художников Ренессанса (автор своей работой на библейскую тему делает почтительный реверанс в их сторону). Развитие темы возникает при случайной генерации взаимодействия элементов изображения, и сама автор не знает, что произойдёт в следующую минуту.
Где пролегает грань между программной предопределённостью и чем-то новым, полным сложных взаимосвязей совершенно иного порядка? Где завершается подчинённость принципам, навязанным человеком, и начинается – бездна? простор? – свободного волеизъявления искусственной среды и поиска новой формы существования? Пока это ещё воспринимается почти шуткой. Но непраздные вопросы обозначают перелом времён, находя уже сейчас зримые подсказки в том, что стремительная экспансия прогресса приблизила нас к рубикону, за которым – некое близкое Неизвестное. Вдохновляющее или ужасающее. Недаром одна из работ называется «Фобия завтра», которая задаётся вопросом, «что страшнее – вкравшаяся ошибка или бесперебойная работа программы?». Имеется в виду не машинная программа в узком смысле, а некая неподвластная нам механика наступления «завтра».
Блокчейн и биткойн. Для многих это звучит абракадаброй. Однако сокровища эпохи новых денег превращены Кевином Абошем в мешки несуществующих богатств. Кодировка на них записана кровью автора, но «ключи потеряны», и отсутствие доступа делает бессмысленными эти сотни электронных «пиастров».
Какие новшества способны «архимедовым рычагом» перевернуть мир? Отчаянное «Чумазый не может!» относилось к недоученному, низшему, не поднимающему головы. Теперь же квантовый разум и сам вскоре поставит под сомнение возможности Homo Sapiens. Отпечаток пятерни древнего человека на стене пещеры был и автопортретом и способом оставить себя в вещном мире, соотнести с маленьким социумом и необъятной вселенной (сетевые селфи пытаются решить всё ту же задачу поиска бессмертия и согласованности с миром). И вот мы видим остроумную панель «Деревянного зеркала» Даниэля Розина, которое, конечно же, не думает. Она всего лишь «отражает», но совершенно иным способом возврата воспринятого. Тонко сбалансированные технологии создают новую форму вечного артефакта – зеркала. Да ведь это и принцип самого феномена искусства, того, в чём человек, так или иначе, отражается: либо буквально, либо своими представлениями о мире. Тут же квадратные «пиксели», нанизанные на оси, поворачиваются на сервоприводах, а они управляются программой, которая в свою очередь обрабатывает данные, полученные видеокамерой. За счёт наклона плоскостей этих пикселей и, соответственно, игры теней и света, возникает живое и тонированное «отражение» того, что происходит перед «зеркалом». Фокус? Безусловно. Расчёт и точность? Конечно. Но и чудо игры, которое отстраняет, отделяет сугубую материальность от чего-то эфемерного и пульсирующего. В чём, кажется, вдруг оживает душа.
Этот «диалог» с машиной, отражающей жесты и портрет человека, находящегося перед нею, по-своему интерпретирует поиски взаимодействия и взаимопонимания.
Другая работа показывает, как программное исследование помогает восстанавливать утраченные фрагменты на примере фриза Пергамского алтаря. Насмотревшись образцов античного искусства, машина предлагает свои версии рельефа там, где его нет. Иногда она смешно ошибается, иногда же воссоздаёт исчезнувшее так, как если бы там и не могло быть ничего иного. И в этом можно видеть лишь прикладную реализацию новых реставрационных возможностей (с 3-D печатью), а можно и неподконтрольную, творческую интерпретацию массива данных и, соответственно, новое авторство.
Прирученные технологии лишь до поры до времени кажутся прогнозируемыми. В них всегда таится своеволие и непредсказуемость, как в этой скульптуре, визуально «заморозившей» движение и одновременно отзывающейся на присутствие зрителя спрятанным внутри терменвоксом. Но, пожалуй, вместо того, чтобы пересказывать идеи и принципы выставленных работ, приглашаю вас самим вступить в диалог с новой материей изобразительного (изображающего ли?) искусства. Выставка продлится до 3 июня 2018 года.
Текст и фото: © Владимир Корольков. 2018
