Как Московский Меркатор к Балтийскому морю ходил

27.05.2018

Вот один из тех проектов, в которых первые слои впечатлений после вдумчивых рассмотрений сменяются более тонкими и глубокими. И тогда игра, кажущаяся простым жонглированием, обнаруживает потаённые «культурные слои». В этом погружении кроется эффект волшебной шкатулки, которая тонкой музыкой рассказывает о чём-то более ценном, чем просто упражнения в типографике.

В конце апреля в Креативном пространстве «Мойка-8» прошла встреча с Юрием Гордоном, желанным московским гостем, сооснователем студии LetterHead. Мэтр, всю свою творческую жизнь связанный с разработкой шрифтовых гарнитур, типографикой и леттерингом (помимо иллюстраций и прочего), рассказал о проекте, посвящённом картам Москвы и Петербурга – «Литературным картам», в которых шрифтовая графика и плотное цитатное наполнение создают необычный совокупный продукт. В новую цельность тут сплавлены схематичная реальность и поэтика: собственно план города, его легенды, его говор и литературные образы.


Юрий Гордон на творческой встрече в Креативном пространстве «Мойка-8» 30 апреля 2018 года. Фото: © Александр Трофимов

Сейчас, в День города, уместно рассказать не только о продолжающем развиваться проекте в целом, но и отдельно о второй его части, титулованной «Петербург. От окраины к центру». Ведь Санкт-Петербург обладает особым лицом и неповторимым характером. Он полон необыкновенных смешений, призрачных слоёв и красок, в которых сочетаются яркие реальные судьбы и миражи поэтических допущений, составляющих плоть городской мифологии. Возможно ли такую сложную судьбу и структуру города как-то визуализировать? Можно ли только графикой текста иллюстрировать такую плотную фактуру? Выявить организм города и его волшебную шкуру, где улицы полны полузнакомых призраков и обиходных штампов.



Попутно стоит сказать, что встреча с Гордоном называлась «Московский Меркатор». А ведь сам Герард Меркатор (он же Кремер) когда-то в своё время, в шестнадцатом веке, задал многие картографические стандарты: скажем, итальянский курсив он ввёл для единообразия в обозначении географических имён. Само слово «атлас» с его лёгкой руки превратило античного титана Атланта, чьей жизненной задачей было держать небесный свод, в сборник географических (и не только) карт и схем.

Игра в «подписывание» мест в картах Гордона стала визуальным акробатическим номером, соединившим игру и артистизм, знание и домысливание, общеизвестное (как «достояние») и личное (как «частный случай»). Отношение Гордона к шрифту, как к краске, самостоятельному выразительному средству, окрашивает и весь принцип работы – исполнять художническую задачу, а не конструкторскую. Эти карты рассчитаны на неленивого, внимательного и, как ныне говорят, продвинутого зрителя, который что-то посчитает безусловно знакомым для себя, а что-то обнаружит, как неизвестные образы родного города.



Первая московская карта (2011 г.) началась, разумеется, с заказа. Это был квадрат с англоязычными текстами для нью-йоркского журнала Russia!. Но потом – автор аккуратно говорит о том, что «не быть сервильным трудно, а я хочу делать сам» – желание создать собственный продукт, не зависящий от правок заказчика, уже диктовало формат следующих подобных проектов. Эта карта, по словам автора, «как дерево, продлевается сама в себе». Принятые от заказчика тексты захотелось развивать. Уйти от уровня сувенира. Насытить это новой энергией литературы, полной удивительных имён: Булгаков, Есенин, Ахматова, Ерофеев... Не без улыбки вспомнился и Бродский: «Лучший вид на этот город – если сесть в бомбардировщик».

«Литературная Москва» возникла как типографика, проявляющая собою и топографию, и историю, и анекдоты места, и щемящую антологию судеб и случаев. Всё то варево фактологии и мифов, из которого кристаллизованной карамелью явлен город в его блистательной полноте и горьких утратах. Здесь Юрий опирается на своей чувствование Москвы. Не только на объективное знание, но и на привычки, пристрастия и неотъёмную от собственной биографии любовь к городу.

Юрий показал на встрече, что Москва, многажды изменённая, порушенная и замещённая, тем не менее, топонимически – в названиях улиц и переулков – несёт в себе невероятно плотный, насыщенный слой невидимого, но сохранившегося средневекового города. Города, который пережил и опустошительные пожары и столь же опустошительные новшества. Где можно буквально читать его биографию и ощущать его ремесленную плоть – во всех этих Сивцевых Вражках, Поварских и Колымажных. Звуки цеховых слобод из названий поднимаются миражом Града-Китежа. Например, Кадашевская набережная – это от «кадашей», т.е. кадок, продукции бочкарей. А две рисованные синички здесь олицетворяют Синичкины улицы над речкой Синичкой. При таком обилии знакомого-неизвестного, при такой природе города, который вложен сам в себя разными сущностями, нашлось место даже московскому йети – он просто не может не существовать где-нибудь в тайных уголках столицы.



От этой первой московской, ключевой, начались следующие карты. Вот титул «Моя Масква» с включённой в него нарочитой ошибкой акцентирует внимание на знаменитом аканьи. Другая карта – «Говорит Москва» – собрана из очень разнородного материала: от частушек до серьёзных текстов. Некоторые из них Гордон писал уже сам. Потом была «Москва одним словом» – рукотворная столица из сленга, побасенок, народных привычек, всего того, что приросло к месту. По трудоёмкости 1-я карта – это была «неделя в Иллюстраторе». Последняя – уже месяца два. Адаптация же для делового центра на Земляном валу в качестве настенной инсталляции («Москва – город мастеров», 2017 г.) заняла четыре месяца, включая сбор информации по району. Кстати, лишь упрощая, приходится называть эти проекты гордоновскими, хоть сам он благодарно говорит о сподвижниках, помогавших в работе, скажем, о дизайнере Heather Hermit или каллиграфе Вере Евстафьевой.

И вот возникла идея петербургской карты. Но то, что подсказывала собственная память, в случае с Петербургом не работало. Как признался Юрий, у него, коренного москвича, знающего свой город, что называется, «до озноба», подошвами ног и всей прикипелостью души, проект, связанный с Санкт-Петербургом, породил некоторую внутреннюю блокировку. При всей любви к Питеру, не хватало знаний. Как не хватило и нахальства взять на себя самостоятельное воплощение литературно-центричной «матрицы» Санкт-Петербурга. Таким образом возник естественный порыв обратиться к петербуржцам для сбора цитатного материала. Пригодились сетевые «френды» ЖЖ и ФБ. Улов был грандиозный. Из него, как из блеска корюшки, была собрана антология высказываний от самых разных имён из разных времён. Это дало для воплощения «Литературного Петербурга» не только сам материал, но и массу открытий, внезапных и вдохновляющих. Порой они зеркалили друг друга, когда поэт спустя столетие отвечал поэту, когда слова и смыслы множили и усложняли друг друга, а хрестоматийность цитат становилась уже неотторжимой от контуров города.



Кстати, ещё один результат «насыщения» каждого следующего продукта – уже не 5 минут его рассматривания, а до часа. Есть во что вчитываться и что вспоминать. Разумеется, это лишь поэтическое перевоплощение топографической схемы, но знаковое и узнаваемое. Прямое выражение «памяти места» точными слепками звучащих фраз. Это собирает в один графический концентрат то, что нам давно знакомо, было где-то слышано, впечатано в память вместе с опытом или открывается неожиданными находками и узнано лишь сейчас. Насыпанная щедрыми горстями, эта вязь слов затевает какие-то свои, уже внутренние, игры. И по этому ребусу интересно ходить, натыкаясь на давно знакомых или вдруг вспыхнувших новым откровением петербуржцев. Может быть, самое ценное свойство такого сборника цитат – это подталкивание к тому, чтобы вновь взять в руки книгу (или вбить в поисковую строку что-то, остановившее внимание). Или пройти по городу, читая его как ускользающий, переменчивый текст. Ведь именно обилие представленных цитат спровоцировало появление этой идеи, влитой в карту, – «прогулки» по городу с живым разговором, когда тексты соединяются в цепочки чтения, с перетеканием и продолжением. Скажем, встык и вкривь с набоковской строкой «Там величаво плавает в лазури морозом очарованный Исакий…» идёт Маяковский: «А рядом под пьяные клики строится гостиница „Астория”».



Монохромное решение – это не только пристрастие самого автора. Это ещё и отказ от излишеств расцвечивания того, что и без украшательств обладает глубинным светом и множеством «ссылок» на могучее многоцветье литературного мира, который самыми разными оттисками впечатан в биографию города. Чёрно-белость выражена в этом проекте богато и многообразно (я бы сказал многоОбразно). Этого довольно для того, чтобы скупые средства превратились в точный и самодостаточный язык. Цвет появился уже позже, при печати, когда стали использоваться тонированные в массе бумаги. Поначалу главная техническая сложность заключалась в том, чтобы определить «центр Питера». Ведь тот самый «золотой треугольник» в общей массе города растворяется. Увеличив центр города, как под лупой, автор боялся реакции петербуржцев-ленинградцев, но никто не остановил своего внимания на этом оптическом фокусе.



Можно, наверное, по-разному относиться к той свободе, которую практикует Юрий Гордон в работе со шрифтами. Его поиски и слом стереотипного отношения к дисциплине букв могут вкусово не совпадать с какими-нибудь общепринятыми привычками. Но живописная лёгкость, безупречное чутьё и хирургическая точность такого жонглирования поразительны. По словам Юрия, в своей работе он уже с десяток лет вообще не использует заимствованные шрифтовые гарнитуры. Кстати, в московских картах работает почти сотня гордоновских шрифтов, а для проекта «Москва одним словом» созданы, в том числе, и 5 новых, например, «МосДор» или «МосМетро». В итоге графический дизайнер может рассматривать эти карты и сугубо утилитарно – как каталог именной продукции. Всё-таки Гордоном за карьеру создано около 400 шрифтов. А тут повесил на стену и знаешь, что можно у него искать. Возможно, такая попутная «служебная» задача была одним из слоёв проекта.

На встрече Юрий Гордон в ответ на закономерный вопрос о продолжениях сказал, что дизайнер условного Новосибирска может и самостоятельно – было бы желание – воплотить своё видение города, заимствуя эту успешную апробацию как «шаблон» (хотя какая тут может быть шаблонность?). Собственно, такие примеры уже есть. Скажем, красноярский случай или карта Лондона, вдохновлённая первой такой картой Петербурга. О собственных планах Юрий пока умолчал, успев заинтриговать ожиданием чего-то нового.

Благодаря доброжелательной щедрости дизайнера Москве и Петербургу повезло обзавестись такими необыкновенными «навигаторами». Хорошая подсказка дизайнерам, любящим родные места. «В Новой Голландии – слышишь – карлики листья куют».

Текст: © Владимир Корольков. 2018