Атлантида

Привычные для нас звукосочетания – «история города», «история страны» или, несколько у́же, «история архитектуры» – от частого и формального применения потеряли блеск и вес. Здесь, в качестве не экспертного, а частного мнения Владимир Корольков, рекламист и графический дизайнер с архитектурным образованием, говорит о «старом» аэровокзале Пулково, знаковой части петербургского аэропорта.


Аэровокзал «Пулково», 1966–1973. Архитекторы А.Жук, Ж. Вержбицкий, Г. Вланин. Инженер С. Кузьменко. Фото: В. Рождественский.
 Аэровокзал «Пулково», 1966–1973. Архитекторы А.Жук, Ж. Вержбицкий, Г. Вланин. Инженер С. Кузьменко. Фото: В. Рождественский.

Известие, вновь поднявшееся в новостные «топы» узких кругов архитектурных сообществ, говорит об очередных планах сноса здания с оригинальным профилем. Проектировщики загудели как потревоженные пчёлы: «Не дадим разрушить Пулково!». Встречно этой тревоге возникают закономерные вопросы («измеренные законом» – это правильное прочтение). Что хорошего в этих сомнительного изящества «стаканах», кроме ностальгии тех, кто прилетал к надписи «Ленинград»? За что их следует уважать? Так ли трепетно надо сохранять то, в чём проявлены черты времени, ушедшего времени? Может быть, вектор движения в развитии такого сложного города, как Санкт-Петербург, неизбежно повторяет то, что сделал в середине XIX века Жорж Осман в Париже? В чём на самом деле проявляется движение культуры, её прогресс или регресс?

Тут с аналогиями надо быть, конечно, по-аккуратнее: едва ли в нынешнем руководстве города сыщется кто-то, обладающий даром циклопического предвидения, поднятого над обыденностью горизонта узких интересов. «Барон» Осман, педант, юрист и музыкант, дерзкий и необоримый, руководствовался всё же чем-то, отличным от инстинктов современных «застройщиков». Системность и ансамблевый принцип делали его работы жестоко радикальными, но и освежающими. Благодаря усилиям Османа Булонский лес и парки (старые и новодельные) французской столицы приобрели новую «географию» – открытую для горожан. Многочисленные «зелёные салоны» согласно этим планам должны были стать оазисами «шаговой доступности» для каждого из восьми десятков парижских районов. Бульвары, так полюбившиеся импрессионистам, пробили город свежими путями, где сочетались интересы стратегические, транспортные, пешеходные и торговые. Мосты, вокзалы и рынки стали новыми центрами будничной жизни. Новая опера, новая живопись, новая литература появились во многом именно как ответ на эту провокативную перестройку. Перекраивание городской карты подкреплялось, среди прочего, масштабными работами по изменению систем водоснабжения (прирост в несколько раз), канализации, освещения и переселений. Разумеется, не стоит забывать о подоплёке, в которой военные идеи Наполеона III создавали кредитные условия для такой грандиозной работы. И всё же вычищение города сказалось на том, что Париж в целом приобрёл новый импульс к развитию. Так ли обстоит дело в случае с Пулково? Уверены ли мы в том, что планы «реновации» (читай, уничтожения) – это знак прогресса, а не свидетельство жадности, очередной и привычной до оскомины?
 
Османовские работы по масштабному переформатированию города были, прежде всего, плановыми (от слова «генплан»). Кто может поручиться, что возводимые, например, «термитники» ново-спальных районов Санкт-Петербурга, эти быстро клёпанные чудовища, мгновенно обросшие кличками «гетто», хоть как-то соотносятся с действительно продуманными централизованными планами развития города, а, главное, обладают антропоцентричной инфраструктурой и вообще человеческим масштабом мироустройства? А ведь именно жизненная среда создаёт человека, инициатора или раба.
 
Ровно те же сомнения относятся к планам функционального расширения аэропорта. Восьмилетней давности помпезный новодел не учёл перспектив развития? Какая неожиданность. Реконструкция 2014-года приспособила модернистский терминал советского времени к новым нуждам и отодвинула звучавшие уже тогда горячие желания простых решений: «Всё утопить». Здание не разрушили, а реконструировали, сохранив главные его архитектурные достоинства. А премьера его состоялась в 1973 году. Коллектив проектировщиков под руководством Александра Жука добился совмещения разных тем в одном мгновенно узнаваемом объёме. Идея подвесов, неочевидная – поди догадайся, – но оригинальная, превратила здание аэровокзала в своего рода вантовый мост. Это закреплено тут силуэтом легендарных «стаканов»: расстекловка их витражей и является рычажными тягами. Решение и по нынешним временам трудноисполнимое. Круглые атриумы, прорезающие пространство здания под этими опорами светом и воздухом, стали интерьерными акцентами и навигационными ориентирами. Смелость проектировщиков того времени поставила здание Пулково в ряд с иными, столь же залихватскими, сооружениями, в которых советский модернизм припечатал время умных и оригинальных поисков. В качестве пары к нему можно вспомнить ереванский аэропорт Звартноц (кстати, архитектурное общество хочет сохранить его именно как памятник модернизма). Индивидуальность – вот «фишка» Пулково.
 
Нынешняя позиция тех, кого называют властью, говорит, что «сохранить советский терминал будет невозможно». В случае с деревянными дачами финского модерна северной части Невской губы роль фатального «случая» обычно брал на себя банальный поджог. Здесь, при решении судьбы заметного здания аэропорта, жалкие вскрики архитекторов и маргинальных культурологов, вероятнее всего, будут игнорированы. Лозунг «так будет лучше для города», всегда маскирующий подлог и враньё, отличным образом нивелирует ничтожное возмущение, не обладающее никакими правами давления на «верхи». Так что такое прежний терминал Пулково? Старьё растрескавшихся мехов, которые не держат нового вина и лишь место занимают? Или одно из самобытных достижений отечественной инженерной мысли и архитектурного нахальства, ставшее «музеем под открытым небом» из энциклопедии зодчества? Есть ли в руководстве города силы, способные предлагать умные решения, которые развивают, а не уничтожают, прибавляют и умножают, а не выскабливают? Ужели и вправду рождение нового всегда должно предполагать в качестве технологии исключительно абортирование? Останется ли Петербург той самой вожделенной (читай, прибыльной) туристической дестинацией, куда собственно, самолёты и привозят со всего света людей, жаждущих приобщений, или окончательно превратится в третьесортное нагромождение амбаров с навесными фасадами? И, да, покажите мне хоть один петербургский парк, который был создан с нуля (настаиваю: создан, а не сохранён) на месте какой-нибудь брошенной производственной территории.
 
Атлантида, имя которой вынесено в заголовок, согласно полусказочным описаниям необыкновенная в своих достижениях цивилизация, была погублена катаклизмом. Но извержение вулкана или тектонический разлом с цунами не запрограммируешь. А вот рукотворные катастрофы, пути к которым (причины и следствия) лежат на поверхности некомпетентных решений, предвидеть и, соответственно, предотвращать можно. И нужно. Правда, для этого требуется профессиональная инициатива, умная воля и в некотором роде любовь, движимая представлениями о стране и её ценностях, а не о ценностях на банковских счетах. Для этого необходимо неравнодушное внимание и даже страсть в том, чтобы защищать город от безвкусного и циничного разрушения. Едва ли сейчас на это есть хоть какая-то надежда. Пример с обрушением СКК – бездарным, но, на мой взгляд, запланированным и оттого неизбежным – слишком красноречиво засвидетельствовал противостояние (бессильной) грамоты и (всесильной) алчности. Кто, как и зачем ломает город? Вопрос, обращённый в пустоту нового времени. Так мне, пессимисту, кажется.

Текст: © Владимир Корольков. 2022


Комментарии экспертов

Евгений Лобанов, доцент кафедры дизайна оборудования в средовых объектах СПБГУПТД, почётный член Международной академии современных искусств, член редколлегии журнала «Проект Балтия»: Спустя два года после варварского сноса СКК петербуржцы могут лишиться ещё одного памятника Ленинградского модернизма: бывшего терминала Пулково-1, построенного в 1973 году, но до сих пор не признанного памятником архитектуры. Здание, спроектированное коллективом архитекторов под руководством А.В. Жука, уникально не только своим образным решением (хоть городские остряки и обозвали его «пять стаканов»), но и необычной конструкцией, а также объёмно-планировочной структурой. Особенно странно выглядят заявления чиновников о невозможности сохранения исторического сооружения после недавней его реконструкции.

С точки зрения развития инфраструктуры снос старого здания Пулково-1 и строительство на его месте нового мало что дадут. Скорее уж нужно строить новый терминал на другом участке, тем более, что свободного места вокруг много. А вот на что действительно необходимо тратить средства – так это на обеспечение лучшей транспортной доступности аэропорта, в том числе проведение туда ветки метро или другого скоростного общественного транспорта, отделённого от автомобильных потоков.

Снос памятников архитектуры ленинградского модернизма без оглядки на мнение горожан, по всей видимости, укладывается в рамки государственной политики по уничтожению памяти о творческих достижениях советского народа. По мнению ряда облечённых властью лиц, следует помнить лишь о репрессиях и дефиците (которые, как известно из трудов профессиональных историков, имели место в относительно короткие периоды существования СССР, а их масштабы сильно преувеличены современной буржуазной пропагандой), а о вершинах научно-технической мысли и художественного творчества в советский период следует либо забыть, либо считать, что они создавались «вопреки» социалистическим установкам и стали бы ярче и значительнее при капиталистическом строе. 

Однако, первое тридцатилетие российского капитализма запомнилось вовсе не расцветом культуры, а, напротив, разгулом бандитизма и коррупции, развалом промышленности, деградацией медицины и образования, отставанием в научно-технической сфере и весьма сомнительными достижениями в искусстве (особенно в кинематографе). А уровень репрессий против инакомыслящих в современной России уже скоро будет сравним с 1937 годом в СССР. Не иначе, как репрессивным, следует назвать и отношение властей и бизнеса к памятникам архитектуры, причем здания, построенные в столь восхваляемый официальными СМИ имперский период, страдают едва ли не больше, чем постройки советского авангарда. Ни о какой «демократии» не может быть и речи, когда петиции против сноса и выступления активистов чиновники и девелоперы оставляют без внимания, а градозащитников объявляют чуть ли не агентами Госдепа.

Итак, вместо сноса памятников архитектуры следовало бы полностью пересмотреть градостроительную политику города, законодательно ограничить аппетиты крупного бизнеса и допустить градозащитников, экспертов из смежных областей и представителей общественности в качестве полноправных участников процесса развития городских территорий, не говоря уже о том, чтобы прислушиваться к мнению профессиональных архитекторов и дизайнеров (к слову, петицию против сноса модернистского здания Пулково подписали ведущие архитекторы Санкт-Петербурга).

Михаил Степанов, кандидат философских наук, заведующий кафедрой рекламы и связей с общественностью СПбГУПТД; с.н.с. Российского НИИ культурного и природного наследия им. Д.С. Лихачева: Обращает на себя внимание маниакальная страсть уничтожать отличное и ставить на опустошенное место нечто «новое», по мнению инициаторов отвечающее духу времени.  Между тем уникальных архитектурных проектов на местах снесённых пусть и не уникальных зданий в последние годы так и не появилось – ни Новые сцены, ни стадион не являются выразителем духа времени, скорее рядовые вполне качественные постройки, соответствующие требуемой временем инфраструктуре. Советский модернизм, ярким представителем которого являлся и снесённый СКК, корпуса НПО Светлана, как и Пулково – это культурное наследство удивительного времени, оптимистично устремлённого в будущее. Эмоциональная реакция небезразличных граждан на планы по сносу аэропорта – это не столько ностальгия по ушедшей молодости или великой стране, как часто преподносят журналисты, сколько не проговариваемое ощущение отсутствия этого самого будущего, которое гонят прочь и боятся даже помыслить. Что же остается, если нет ни прошлого, ни будущего? Вечное настоящее? Бессознательное существование и суета.

Выразительные здания иных эпох позволяют прикоснуться к истории и даже стать её воображаемым участником, и в этом заключается культурная ценность этого наследства, которое должно стать наследием через практики собирания, использования, сохранения.

Очевидно, что технологическое и экономическое развитие ведёт к увеличению транспортных потоков, с которыми уже не справляются существующие не одно десятилетие вокзалы и аэропорты. Но их необходимо сохранить именно для того, чтобы понять эти глобальные изменения, иметь представление о прошлом и, значит, шанс на будущее.

В отношении модернистского здания аэропорта Пулково очевидно нужно выйти из тупика сноса и строительства на опустошенном месте, а обратиться к существующему опыту реновации, то есть выявить несомненно существующий потенциал – культурный, социальный, экономический и политический, в конце концов, потенциал как самого здания, так и всей территории. Экономически эффективно эту территорию можно использовать, например, адаптировав под недостающие Петербургу пространства для экспозиции современного искусства. Почему бы и нет? Естественный свет, пропускаемый «стаканами» вместе с небом, луной, солнцем и облаками, позволил бы достичь того погружения в современное искусство, с его ключевыми постгуманистическими проблемами экологии, миграции, эксплуатации, глобализации, которое уже с трудом возможно в «белом кубе» галерей или роскошных залах императорских дворцов. Это шанс сохранить то состояние радости встречи с великим городом или предвкушения путешествия, которое дарил аэропорт миллионам пассажиров с момента его открытия.

Справка:

1973 год – открыт новый аэровокзал по проекту архитектора А.В. Жука. На момент открытия он являлся крупнейшим в стране. Впоследствии аэровокзал стал называться «Пулково-1». За внешнюю форму терминал «Пулково-1» пассажиры в шутку стали называть  «Пять стаканов». 25 апреля аэропорт получил новое наименование «Пулково».
2007 год – 25 сентября 2007 года президент В.В. Путин подписал указ о передаче в собственность города Санкт-Петербурга 100% акций аэропорта, находившихся в федеральной собственности.
2013 год –  терминал хотели снести ради строительства нового. Новый терминал по проекту лондонского архитектора Николаса Гримшоу построили рядом со старым. «Пулково-1» расчистили от лишних перегородок и превратили в зал ожидания для пассажиров внутренних рейсов. 
2014 год – терминал «Пулково-1» закрыли для реконструкции, которая длилась 11 месяцев. Здание стало использоваться в качестве посадочной галереи, к нему были пристроены телетрапы. При этом посадочные сателлиты-ротонды и подземные тоннели, ведущие на посадку, были снесены.
2021 год – 3 июня 2021 года Смольный заключил соглашение с управляющей компанией ООО «Воздушные ворота Северной столицы» по строительству второй очереди международного аэропорта «Пулково». Объём инвестиций во вторую очередь развития аэропорта превысит 40 млрд. рублей. Документ был подписан на Петербургском международном экономическом форуме.